Глава третья

Ужин прошел в теплой дружеской обстановке. И это, наверное, оттого что на нем присутствовали только леди Осси Кай и Хода. Причем последняя предпочла возлежать на трюмо, пытаясь завязаться в необычайной красоты тройной риванский узел, форму которого подсмотрела недавно в порту.

Вернувшись из резиденции Ордена, Осси потратила остаток вечера на сборы, которые были, в общем-то, не очень долгими. Благо, за долгие годы процесс этот был отточен до полного автоматизма: достать и посмотреть костюм, зарядить целителя, проверить оружие, отобрать несколько приспособ то ли взломщика, то ли мародера да собрать небольшой запас еды и легкого вина. Все – по минимуму и без излишеств.

Снаряжение уже было не раз опробовано, подогнано, и теперь небольшая кучка вещей и рюкзачок, которые покоились в углу спальни, вселяли спокойствие и уверенность, что и на этот раз все будет хорошо!

Покончив с делами, Осси решила поужинать и пораньше завалиться спать, чтобы к утру быть готовой и, по возможности, бодрой.

Есть, как и всегда перед началом нового дела особо не хотелось (нервы, господа, еще никто не отменял), а поэтому Осси не стала мудрить и колдовать над готовкой чего-нибудь эдакого. Ограничившись холодной ножкой полевого сизача, она теперь впивалась зубами в хрустящую хорошо прожаренную корочку, добираясь до розового сочного мяса. При этом она тщательно собирала растекшийся по блюду сок этого охлажденного деликатеса ломтем душистой лепешки, которыми славилась пекарня в доме напротив.

Поселившаяся около года по соседству бабуля-одуванчик Люонна, приехавшая в Фероллу откуда-то с восточных окраин, развила столь бурную и неожиданную для старушенции деятельность, что за полгода разорила больше половины пекарен столицы. Правда, надо отдать ей должное – лепешки, которые она делала, не шли ни в какое сравнение, ни с обычными, ни даже с теми, что подавали при дворе. А уж это Осси имела возможность сравнить – и несколько лет назад, когда была приглашена на аудиенцию к Ее Величеству Беллизе IV, и совсем недавно, когда ее принимал уже сын покойной королевы Норвик II Бросс.

Что-то такое знала и умела эта бабуля, отчего ее выпечка получалась воистину особенной. Поговаривали даже, что не обходится тут дело без какой-то древней и позабытой всеми магии, но доподлинно никто этого не знал.

Кроме леди Кай.

Действительно, кроме редчайших специй, которые шли в ход, и стоили немалых денег, Люонна не чуралась и провести наговор над поспевающим тестом, которое денно и нощно бродило в ее подвале. Это Осси знала наверняка, так как поведала ей об этом сама бабуля, в благодарность за добытый однажды по случаю древний рецепт, отыскавшийся в бездонных недрах Храмовой библиотеки.

Видимо рецепт того пирога стоил для Люонны многого, потому что бабуля мало, что главный свой секрет вот так вот запросто выболтала, так еще и стала снабжать Осси печенюшками, которые были незаменимы в походах, потому как утоляли любой голод даже самым малым своим кусочком. С тех пор они стали составлять основу походного рациона Осси, ибо места занимали мало, не весили почти ничего, а проблему снимали величайшую. И, к слову сказать, обладали потрясающим вкусом.

Кроме ножки и лепешки на ужин был сыр, фрукты и бокал желтого вина из провинции Перк (розовое пешенское, конечно, подошло бы больше, но спускаться за ним в подвал было лень). Коротая, таким образом, вечер, Осси полулежала на кровати, обставленная тремя блюдами, и листала переданные ей бумаги Ордена, касаемые Схрона Лехорта.

По всему выходило, что последним пристанищем для поверженного полуангела стала, по причинам сегодня уже никому неизвестным, природная пещера Кэшлет Калвэр в скальном массиве, выходившем на поверхность на северо–востоке пустыни Сото. Пещера эта была переоборудована под склеп, достойный столь знаменательной личности, и заняло это ни много, ни мало – около сорока восьми лет.

– Интересно, а где они держали его все это время? – Осси оторвалась от бумаг и сыра и взглянула на Ходу, которая справилась к этому времени уже с поставленной самой себе задачей и теперь безуспешно пыталась развязаться, перекатываясь по поверхности столика, недовольно шипя, и со звоном сшибая скляночки и пузырьки, которыми было уставлено трюмо.

Так и не дождавшись ответа, Осси вернулась к бумагам.

«Переустройство пещеры обошлось казне в триста двадцать семь тысяч лидов…»

– Ничего себе!

«… На строительстве было занято более двухсот каменщиков…»

– Прям, стройка века! – Осси поправила челку, вечно спадающую на глаза, и продолжила:

«… Планы Схрона были уничтожены по окончании строительства…»

– Кто бы сомневался!

«… Руководившие строительством…. (список на двух страницах) погибли при невыясненных обстоятельствах, вскоре после запечатывания гробницы…»

– Интересно, а кто выяснял обстоятельства?

Хода, с грохотом уронив флакончик духов, стоимость которого равнялась бюджету какого-нибудь небольшого графства, шмякнулась на пол, не прекращая попыток распутаться. Но на помощь по-прежнему не звала.

Про строительство гробницы больше ничего не было, и Осси взяла лист, с переводом пророчества «Високосный день» старательно переписанного адептами Ордена из книги «Сон Змеи».

Бегло пробежав текст глазами она вздохнула.

– Да уж, очень вразумительно! Просто руководство к действию и инструкция по эксплуатации! Вот что это, скажи на милость, значит? – Осси повела пальцем по строкам, отыскивая нужное место.

– Вот... «Только алый, как кровь, гибкий плющ не прогнется под ветром вечности, в этот раз, укротив его голод...»

Осси посмотрела на Ходу.

– Это что я сделать должна?

Чертыхнувшись, она начала перечитывать бумагу заново.

– Да уж, ясности тут – хоть отбавляй! Как тут вообще что-то увидеть можно. Мне кажется, для этого надо параноиком быть! Вот слушай, – Осси повернулась к Ходе. – Эй! Можно тебя отвлечь?

«Я слушаю», – Хода перекатывалась по полу как клубок змей в брачный период.

– Этого мало. Слушай и запоминай!

«Слушаю и повинуюсь!»

Осси бросила на нее взгляд, должный парализовать и испепелить на месте.

Не парализовал и не испепелил.

– Слушай:

«Истекая пустыми ночами, тают в прошлом дни будущего. И будет так, пока не наступит день лишний, которому родиться не следовало. И случится это в пустынном безлюдном краю, а узнают его по дню следующему, что заберет как плату жизнь случайную.

Одна лишь слеза по ней прольется. Сорвется с ресниц, но, не успев, превратится в быструю птицу, летящую к далекому дому, упадет с подломанным крылом под небо из камня во тьму.

И не будет иначе.

В белом камне под солнцем палящем прорастет алый плющ, древней силой, как цепью увитый. Смочит кровью меча острие, отворяя врата, и восстанет один против всех.

Боли много не будет, не будет предчувствий, и голос чужой промолчит. Жизнь к подобию жизни эхо пробудит, и оно полетит далеко, разбиваясь о стены и тени пугая. Искра золотом тени разгонит, их низвергнув во прах небытия, следом рухнут качели, летящие в бездну, воцарится забвенье и мрак.

И не будет иначе.

Мертвых путь будет долог, извилист и смертью укутан, и закончится в сердце втором. Двери в мир распахнутся, где не спят зеркала, и лишь мертвые ветры гуляют. Голод их укротит алый плющ, им воздав подаренье, что укутает сумрачный тлен.

Не могло быть иначе.

Путь был пройден напрасно. Будет все против нас».

Осси замолчала.

– Это все. В общем – полный бред, да и к тому же совершенно нескладный.

– Ну, нескладный – потому, что раньше это, наверное, стихи были, – после небольших раздумий заявила Хода. – А со стихами всегда так. Их когда переводят, то либо смысл остается, либо рифма, Это уж, как говорится, – на выбор. Но стихи, по-любому, уже другими становятся. В данном случае, важнее, все-таки  смысл…

– Не знаю… Смысла я тут тоже особо не вижу, – пожала плечами Осси.

 «Ну почему же… Кое–что понятно. Например, с забранной жизнью в безлюдном краю... Это очень на того легата похоже, который гробницу нашел».

– Ну, допустим, – согласилась Осси. – Похоже. Это еще можно как-то понять, да и то потому, что это уже свершилось.

«Вот именно! Потому и понятно становится. С пророчествами всегда так... – продолжала разглагольствовать Хода. – Они понятны только, после того, как все произошло».

– Это верно, – вздохнула Осси. – Впрочем, про алый плющ и древнюю силу, обвивающую как цепь, – тоже более-менее ясно.

«Согласна, – подтвердила Хода. – Про тебя, аж целых два раза помянули! Ты сначала прорастешь там где-то на камнях, а потом еще и голодный ветер укротишь...»

Хода хмыкнула.

«Алым плющом тебя, правда, давно уже не зовут, но когда-то помню – дразнили. А я ведь тебе говорила, что не надо эту татуировку делать...»

– Ладно, чего опять начинать, – поморщилась Осси. – Плющ – и плющ… Зато ты – древняя сила, и никак ни меньше!

«Что есть – то есть!» – Скромно согласилась Хода.

– Ну, допустим, – это мы поняли, а остальное? – Осси снова вздохнула. – Это же просто бред какой-то!

«Остальное мы не поняли и не поймем, хоть голову сломай, хоть две! Остальное надо просто запомнить, а при случае грамотно использовать».

– Умная ты какая! – Осси покачала головой. – Ладно, будем вспоминать и использовать. А ты все запомнила?

«Запомнила. Повторить?»

– Не надо. Верю.

Осси в сердцах отбросила лист и потянулась за следующим документом, представлявшим собой выжимку-компиляцию из легенд, слухов, сказаний, а большей частью предположений, описывающих момент гибели Лехорта.

Особенной ценности для предстоящего дела это чтиво не представляло, но любопытство даже Ходу узлом завязало, что уж говорить о молодой барышне. Тем более что занимало это эссе всего полторы страницы, исписанных мелким и аккуратным почерком.

«… И стал он наблюдать, как рой Огненных Черепах, вынырнувший из топких непроходимых болот Олвы, быстро переправился через грязевую реку и запрыгал по направлению к горному хребту Хавара, оставляя за собой лишь выжженную пустошь…

И двинулись тогда вперед, укрытые до той поры от вражеских глаз всадники Лехорта. И, окутанные клубящимся розовым туманом, фигуры, оседлавшие гончих смерти, стремительными вихрями ворвались в ослепительное облако роя, рассекая его, и рассыпая вокруг затухающие искры жизни.

И сплелся визг умирающих черепах с хрипом гончих и грохотом подков. Обожженные морды тварей, рожденных неуемной фантазией Охенты, скалились, пытаясь достать зубами вертких гадов. Покрытые броней, хвосты стегали направо и налево, сбивая врагов налету, мощные трехпалые лапы втаптывали поверженных бойцов в землю, а всадники, размахивая острыми, как бритвы, веерами, глухо рычали, подбадривая друг друга. Над всем этим хаосом битвы неспешно кружил Лехорт – полуангел–получеловек, окруженный ослепительным сиянием, методично расстреливая Огненных своим шипом…»

– У него еще и шип был? Сбереги меня Странник от встреч с таким полуангелом!

Возня на полу, переместившаяся куда-то ближе к двери начинала надоедать, но Осси решила пока стерпеть и не вмешиваться. Глаза ее снова заскользили по старательно выписанным строчкам.

«…Всадники медленно, но упорно продвигались вперед, и хотя их наступление сильно замедлилось, сила и удача были еще на их стороне. Сея смерть, они продирались вперед, к центру роя, и битва разгоралась.

Победа всадников уже не вызывала сомнений, – они погасили сотни огненных жизней и добрались до самого сердца роя, на ходу перестраивая боевой порядок, чтобы ударить со всех сторон. Измотанные борьбой гончие, роняя из пасти кровавую пену, продолжали одержимо рваться вперед. Но в  тот момент, когда до центра роя оставался всего лишь бросок, Огненные Черепахи алыми искрами брызнули во все стороны, открывая то, что тщательно прятали, не щадя своих жизней.

И распустился в центре битвы ослепительный цветок, который начал вращение, все, убыстряясь и выбрасывая вокруг себя узкие, как лезвия, лучи, на которые было больно смотреть.

И мир ослеп.

А вращение лучей становилось все быстрее, пока не слилось в один бешено крутящийся круг, который сжигал все, до чего успевал дотянуться. И было все кончено.

И лишь когда погас цвет бело–голубого пламени, остатки роя неспешно собирались в походный строй, а от ударного отряда всадников не осталось и праха. Повергнутый герой многих битв – легендарный Лехорт лежал на песке, неловко подломив под себя сломанное крыло, и истекая жизнью. Вечнослепая, но всевидящая Смерть уже стояла подле него…»

– Интересно, а как в ряды Охенты затесался полуангел? – Осси подняла глаза на Ходу.

«Зло – относительно. Так же, как и добро. Уж ты-то должна знать… – Хода, справившаяся, наконец, с тройным риванским возвращалась на прежнее место. – В конце-концов, его просто могли убедить, что бьется он за правое дело».

– В общем, как и ожидалось, – толку от этого никакого, – Осси отбросила листы в сторону. – Итого. Что мы имеем?

Она откинулась на спину, широко раскинув руки, и уставилась в потолок, на котором медленно разгорались и тухли звезды неспешно вращающейся небесной полусферы.

– Гробница – в пещере. Плана гробницы у нас нет. Плана пещеры тоже нет. Что же есть? А есть у нас вот что… – Осси перевернулась на живот и посмотрела на Ходу. – Есть там, наверняка, защита, причем, скорее всего, магическая. А мы даже не знаем, кто ее ставил и как.  А главное, – не знаем где. И есть у нас цель. Правда, не очень внятная, ибо почему-то никто не может или не хочет нам объяснить, как она выглядит. Слеза Лехорта, это – конечно очень здорово, и звучит трогательно, но что это все-таки  такое и какого она размера? А главное, для чего она? Где ее искать и можно ли ее унести?

Осси потянулась, взяла с блюда большое крепкое яблоко, с хрустом надкусила и продолжила свои рассуждения.

– Еще надо придумать как она, эта самая гробница открывается. Ну, допустим, это мы на месте решим – пока не видели и голову ломать бессмысленно.

Осси откусила еще кусочек, затем продолжила:

– Дальше. Раз она простояла запечатанной столько веков, то, скорее всего, там живого ничего уже не осталось. Ибо, как говориться, так долго не живут, а живут, обычно, – очень даже и не долго. Причем изо всех сил стараются и себе и ближним этот срок сократить.

Осси хрустнула яблоком еще раз, брызгая соком во все стороны, но, не обращая на это внимания.

– А раз живого никого там, как мы договорились, нет, то это все несколько упрощает и не надо, кстати, с собой тащить весь арсенал…

«Гаситель возьмем!» – Заява эта была столь неожиданной и безапелляционной, что Осси от удивления даже жевать перестала.

– Зачем? – Яблоко хрустнуло в четвертый раз, резко уменьшившись в размерах, и рывком преодолев ту незримую границу, что отделяет целое от его части, а яблоко от огрызка.

«Возьмем. Пригодится. А все остальное оставим».

Хода помолчала и добавила:

«Пожалуйста!»

– Ладно, возьмем. Гаситель и арбалет. – Осси откусила в последний раз, с сожалением осмотрела останки яблока, и без подготовки, находясь, все в той же вальяжной позе и болтая в воздухе ногами, со всей дури запустила огрызок в Ходу.

То, что еще совсем недавно гордо именовалось сочным плодом, стремительно описало в воздухе часть кривой, в соответствии со всеми действующими законами прикладной математики (а все тела, как известно, летят по параболе, и никак иначе, что характерно, летать не желают). Кривая эта, начавшаяся возле руки леди Кай, другим своим концом, как совсем не сложно догадаться, упиралась непосредственно в Ходу. Однако в самый последний момент, нарушая все упомянутые законы, а заодно и пару-тройку других, траектория движения метательного снаряда сломалась, и огрызок резко ушел в сторону, с легким шипением истаяв в воздухе. Эдакая боевая магия в спально-бытовых условиях.

Хода же никак не отреагировав на только что проведенные с ее участием, но без ее согласия маневры, как ни в чем не бывало, попросила:

«И еще…положи его, пожалуйста, на окно. Он соскучился по ночи и по ветру, и хочет лунного света».

– Он хочет ночи и света… Ничего себе! – Осси закатила глаза, но все же поднялась и отнесла подставку, на которой возлежало ее новое, случайное и столь капризное приобретение на подоконник. До того самого ветра, к которому так стремился этот странный клинок, неожиданно нашедший себе защитницу и лучшую подружку в лице Ходы.

– Мало мне тебя было, так нет – нашла себе еще игрушку. Лучше бы зверюшку завела, – проворчала Осси. – Слушай, а может у вас любовь?

Хода в ответ тихо щелкнула, что, видимо, должно было выразить крайнюю степень возмущения столь нелепым предположением.

– Короче. Раз живого мы там не предполагаем, – продолжила Осси. – То арсенал с собой не берем. А берем мы только Гаситель, который будем выгуливать со всем положенным пиететом, устраивая ему лунные и ветряные ванны в положенное время. Что же касается всего неживого… То тут мы подготовиться не можем, потому как к тому, с чем мы уже сталкивались мы – уже готовы, а то, что нам еще неведомо… к тому и подготовиться нельзя. Вот!

«А неведомо нам многое!»

– Я тоже так думаю. Приятно, что хоть тут мы с тобой едины.

На этой мажорной ноте и закончился вечер. Небольшой особняк на улице Весов вскоре погрузился в темноту и покой, потому как все его обитатели отошли ко сну.

Последнему и спокойному сну накануне неизвестности.

Но природу, которая, как уже доподлинно известно, категорически не терпит пустоты, по всему судя, не менее раздражает и состояние покоя. И, наверное, именно поэтому покой никогда не бывает долгим…

Осси проснулась, от тихой и грустной, словно последний лист осени, мелодии – кто-то играл на клавесине. Играл, в общем-то, неплохо…

А плохо было то, что играли на ее клавесине и в ее комнате. А еще было плохо то, что Хода на это своеволие никак не среагировала, не выполнив тем самым основного своего предназначения.

Несколько ударов сердца, которые показались вечностью, Осси лежала неподвижно, притворяясь спящей и собираясь с мыслями.

Наконец рассудив, что если бы незнакомец желал ей зла, то играл бы похуже, и постарался извлечь из музыкальной машины звуки более резкие и противные, а то и просто прирезал бы ее во сне, Осси приняла решение.

Нарочито громко зевнув, она неспешно потянулась и открыла глаза.

 – Доброй вам ночи, леди Кай, – незнакомец продолжал играть, как ни в чем не бывало, удобно расположившись за клавишами в кресле у окна.

– И вам…

– Мастер Дисс.

– И вам, Мастер Дисс, – Осси нашарила ночник, и тьмы в комнате поубавилось.

Хотя она не ушла совсем, а скорее – просто отползла в угол, к окну, еще плотнее укутав и без того едва различимую фигуру ночного гостя.

Ночь продолжалась. Жизнь пока тоже. Музыка тихо лилась, Хода мирно спала, а Осси ничего не понимала.

Единственным диссонансом этой умиротворенности, кроме незнакомца в любимом кресле, конечно, было то, что кинжал, впитывающий лунный свет у окна в непосредственной, кстати, близости от скрытой полумраком фигуры, пылал, словно раскаленная головешка, которую только что вытащили из костра. Впрочем, Осси еще не до конца понимала, на что способно ее новое приобретение. И вполне возможно, что для него это было обычным делом – мало, что там свежий ветер навеет…

– Прошу простить меня за столь поздний и незваный визит, а также за то, что пришлось нарушить ваш сон, леди Кай. Надеюсь, по крайней мере, что музыка хоть отчасти загладила мою неловкость…

 – Один мой давний знакомый любил говорить, что надежда – глупое чувство и, пожалуй, что убедил меня в этом, – Осси начинал забавлять ночной диалог с незнакомцем, и только молчание Ходы немного напрягало.

– Я помню этого юношу, – гость продолжал наигрывать что-то нежное, знакомое, или на что-то очень и очень похожее.

– Помню. Он забавлял меня какое-то время. За ним было очень интересно наблюдать… Но речь сейчас не о нем. И, простите великодушно, но не могли бы вы убрать подальше… – гость мотнул головой в сторону окна, явно намекая на кинжал. – Он меня несколько... нервирует.

Осси хотела было возразить, что в своем доме она вольна держать оружие там, где ей заблагорассудится. Хоть в винном погребе, хоть баке для грязного белья, а уж на окне, типа, и сам Странник был бы не против, а часто и сам так делал... Но потом подумала и  решила, что, как не крути, а это – удобная оказия, чтобы рассмотреть незнакомца поближе.

– Отвернитесь, – Осси закуталась в простыню и прошлепала босыми ногами до окна, а затем обратно уже с кинжалом в руке.

Пылал он как факел, оставаясь при этом холодным как лед.

«Слишком уж много странностей для одного клинка», – подумала Осси, пообещав себе при первом же удобном случае хорошенько изучить его, даже если для этого придется прибегнуть к помощи Ходы.

А пока она засунула его поглубже под подушку и устроилась поудобнее. Жаль только, что незнакомца рассмотреть так и не удалось – чем ближе была к нему Осси, и чем ярче пылал кинжал, тем плотнее была тьма, окутывавшая фигуру ночного визитера.

– Благодарю. Вы необычайно любезны, особенно учитывая неординарность нашей встречи, – было видно, что фигура в углу отвесила очень изящный поклон.

– Да, уж…

– Я весьма ценю это, поверьте. И, кстати, не стоит беспокоиться по поводу вашего Стража – с ней все хорошо, просто надо мной у нее нет власти. Скорее наоборот.… Поскольку мы с ней – явления одного порядка, но я в иерархии занимаю высшую из реально достижимых ступеней, то позволил себе некоторую вольность, чтобы обеспечить конфиденциальность нашей беседы.

– Мне кажется, мой незваный гость, что вы позволили себе больше, чем одну вольность…

– Безусловно, вы правы. Безусловно. И уверяю вас, что будь у вас чуть больше времени, я бы вел себя совершенно иначе…

Дисс замолчал, и некоторое время просто играл.

– …совершенно иначе, поверьте! Как всякий благовоспитанный человек я записался бы к вам на прием загодя. А затем явился бы в строго назначенное время при подобающем виде и прежде вручил бы вам свою карточку, чтобы вы могли крутить ее в руках во время разговора, периодически заглядывая в нее, чтобы вспомнить, как меня зовут…

– У вас не такое уж сложное имя!

– Именно так, моя любезная. Именно так… Но у людей, увы, такая, знаете ли, короткая память! Мир все еще очень не совершенен. Да и, вряд ли, когда-нибудь станет, – в голосе Мастера неожиданно проскользнуло неподдельное сожаление.

Удивительно, но манера гостя изъясняться вычурно и высокопарно не раздражала Осси и даже не казалась нелепой – она, как-то очень органично соответствовала ситуации, будто по-другому и быть не могло. Будто каждую ночь в спальне девушки появляются таинственные незнакомцы, чтобы немного поиграть на клавесине и поразвлечь скучающую барышню философской беседой о несовершенстве этого мира.

– Как вы, наверное, догадываетесь, у меня к вам дело, – Дисс, видимо, счел светскую часть разговора оконченной.

– Я догадываюсь. И даже, кажется, догадываюсь какое.

– Ну, это, право слово, не трудно. Безусловно, оно связано с событиями последних дней. Я слышал, вы получили заказ…

Осси не поняла, было ли это утверждением или вопросом, но на всякий случай ответила:

– Да.

– Мой вам совет – не спешите его выполнять! Лучше бы, конечно, если бы вы вообще не брались за него, но сейчас, как я понимаю, уже поздно – профессиональная честь, реноме и все такое… Отказаться вам будет уже не очень удобно, хотя повторяю – это был бы лучший выход. А посему, хотя бы просто не торопитесь.

Незнакомец замолчал, будто ожидая, что Осси с радостью согласится с ним или напротив начнет ожесточенно возражать.

Осси молчала.

Молчал и гость. Пауза затянулась и Осси не выдержала первой.

– Почему?

– Есть вещи, которые, знаете ли, совсем не обязательно находить после того, как они потеряны. Эта – как раз из разряда таких. Не стоит возвращать ее в мир, тем более что он все еще так не совершенен. Вы ведь даже не знаете, что это такое…

– А вы знаете?

– Я знаю, – кивнул Мастер. – Могу сказать вам только, что это – источник огромной мощи, и нет у меня, почему-то не то что уверенности, но даже и тени надежды, что ваши новые друзья смогут с ней совладать. И ладно бы только они рисковали... Так нет же - мы все будем вовлечены в круговерть безумия. Так или иначе. Так что, пусть уж она лучше остается там, где сейчас, а остальное – моя забота. В конце концов, не вы ее туда клали – не вам и забирать, – гость позволил себе слегка усмехнуться. – Меня вполне устроит то положение вещей, которое уже долгое время существует. Пусть себе существует и дальше.

– Кто вы?

– Я? Ну, наверное, будет правильным считать, что я – хранитель… Хранитель равновесия, если вам будет угодно.

– Третья сила? Добро – зло, свет – тьма, а вы, типа, – между ними?

– Моя милая юная красавица, почему…

– Я не ваша, не милая и не юная!

– Хорошо хоть не возражаете против красавицы, – усмехнулся Мастер. – Так отчего вы вдруг решили, что мир так прост и  двуполярен? Не оттого ли что люди всегда бьются за правое дело, против всеобщего и всеохватывающего зла. Правда, враги всегда утверждают то же самое! Вы знаете хоть одну армию, которая бы гордо провозгласила, что ведет бой за окончательную и непоколебимую победу зла во всем мире, и высоко подняв аспидно–черные хоругви, отправилась в поход? Таких армий нет! Все битвы, что прогремели и еще прогремят в этом мире, будь то война или банальный трактирный мордобой – все они велись, и будут вестись исключительно во имя добра! Во имя справедливости, лучшей доли, освобождения, независимости, счастья, наконец, - в том виде как кто-то его понимает, конечно… Идет вечная и нескончаемая война за мир, причем желательно, чтобы во всем этом самом мире! Вот так то…  Это не такое уж сильное откровение, но очень уж неудобное для нашей людской породы – не любим мы признавать, что нет ни добра ни зла, нет белого и черного, а есть только середина. Только серый цвет. Зато всех мастей и оттенков – от самого светлого и до самого темного… Мир – однополярен. И, так уж получилось, что ваш покорный слуга в данное время отвечает за его, назовем так – стабильность… По мере скудных сил, разумеется.

– Вы все это серьезно?

– Более чем! К сожалению. А в свете всего этого, мне очень бы не хотелось, чтобы в нашем с вами мире появилась сила, способная склонить чашу весов в какую–либо сторону слишком сильно и слишком быстро… Я не прошу от вас ответа. Я просто хочу, чтобы вы подумали и решили сами. Меня устроит любой вариант – останется ли Слеза там, где ей самое место, отдадите ли ее мне… Главное, чтобы она не попала в третьи руки.

– А почему вы, собственно, решили, что я вас послушаю?

– Почему… Это очень сложный вопрос. И на него так сразу не ответить. Считайте это моей профессиональной тайной. А если уж так вам любопытно, что прямо невтерпеж – почитайте «Сон змеи», и если вы все правильно поймете, то, возможно, получите ответ. А теперь, позвольте мне откланяться! И отнеситесь серьезно к тому, что я вам тут наговорил. Не ошибитесь в выборе. Удачи вам, леди Кай.

Последний аккорд растаял в наступившей тишине, и гость поднялся с кресла.

– Один вопрос, Мастер!

– Да?

– А что вы играли? Что-то такое знакомое-знакомое, в голове вертится, но никак не могу вспомнить…

– И вряд ли вспомните... Это родилось прямо сейчас – влияние момента, знаете ли… Ночь, красивая почти обнаженная девушка, запах древних тайн, в общем, – всякая сентиментальная чепуха…

– Так вы импровизировали?

– К вашим услугам, любезная… Надеюсь, вам понравилось.

– Очень, – кивнула Осси. – Спасибо вам Мастер! И за музыку и за вечер!

– Скорее уж ночь, чем вечер, – задумчиво произнес Мастер Дисс. – Да и та уж к исходу. Ложитесь спать. И подумайте о нашем разговоре. А на случай, если все надумаете правильно, дней через десять я буду ждать вас в Монеде. В таверне «Филфера», это возле рыночной площади – найти не сложно. Так, что – приглашаю вас на ужин, моя милая леди...

Осси ничего не ответила.

Тьма сгустилась, скрыв фигуру полностью, а когда через мгновение, прорвав наконец невидимую преграду, свет от ночника добрался и до этого уголка комнаты, в массивном кресле никого уже не было. Только рядом с клавесином, на серебряном подносе, покоился дымящийся холодом брус кристально чистого льда, внутри которого спала ветка алого плюща – прощальный поклон Мастера.