Глава тринадцатая

Осси Кай, зажимая израненную руку, и пытаясь удержать пульсирующую кровь, продолжающую рваться наружу густыми волнами, с трудом доплелась до рюкзака и волоком притащила его к скале, ограждающей двор, как барьер арену для схваток. Опираясь спиной на эту самую скалу, она тяжело опустилась на одну из скамеек. Начиналась работа для целителя, и на этот раз потрудиться ему пришлось основательно.

Пока Осси терпеливо ждала окончания лечения и пыталась собрать воедино остатки сил и подкопить новых, исключительно в целебных целях прихлебывая красное вино прямо из фляги, Хода отправилась на разведку.

Добравшись до массивной каменной двери на вершине лестницы, Хода долго и внимательно изучала выбитые на ней руны, сканируя пространство за дверью, и тщательно прислушивалась, пытаясь уловить в звенящей тишине малейший звук угрозы. Похоже, что угрозы за дверью не было, и в этом была некая, все-таки, высшая справедливость, ибо не честно, и абсолютно бесперспективно вести непрерывную, непрекращающуюся никогда войну.

За дверью было абсолютно тихо, спокойно, и никакой магической или другой активностью не пахло. И, похоже, что там находилось именно убежище, а не очередное поле боя. Однако, туда, в это самое убежище, еще предстояло попасть, ибо очень скоро Хода выяснила, что дверь заперта, и просто так – за спасибо, не откроется. А, поскольку, ничего похожего на замок тут близко не наблюдалось, то не требовалось глубинных знаний, полученных в королевском университете, чтобы понять, что раз ничего запирающего дверь тут не видно, а видны одни только руны в количестве шести штук, то именно они запором и являются.

Выяснив, таким образом, все, что было нужно, Хода поспешила с докладом к своей хозяйке, которая уже спрятала целитель и теперь просто сидела, привалившись к камню, блаженно улыбаясь и отхлебывая пурпурный верт уже из второй фляги.

Доложив обстановку, и поделившись своими соображениями относительно рун, удерживающих дверь от посягательства незваных гостей, Хода предложила метнутся и опробовать последовательно все возможные комбинации. Благо, перебрать семьсот двадцать вариантов – задача вполне выполнимая.

– А ты не боишься, моя драгоценная, что времени на это уйдет гораздо меньше, чем ты думаешь, потому как после первого же неправильно набранного варианта дверь, к примеру, разнесет такого горе-переборщика в клочья? – Остудила ее пыл Осси. – Прежде, чем что-то дергать или на что-то давить, неплохо бы сначала подумать. Что там написано, можешь сказать? А то – сил нет подниматься...

Осси виновато улыбнулась и сделала еще один глоток, после чего протянула флягу  Тяму, который ловко ее закрутил и переправил на хранение в рюкзак.

«Чудеса дрессировки! – Хмыкнула Хода. – Я прям, уже афиши вижу – Весь вечер с вами графиня Осси и ее дрессированные Тямы! Все билеты, как водится, уже проданы».

– Тям, – оскалился мелкими, но серьезными и острыми зубками пушистый комочек и, тихо зашипев, двинулся в сторону Ходы.

«Ну ладно, ладно... Пошутить уж нельзя!» – Хода поспешно откатилась в сторону.

– Ты помни, так на всякий случай, с кем шутки шутишь, и откуда он здесь взялся, – предостерегла своего Стража от дальнейших опрометчивых высказываний интесса и успокаивающе протянула руку к Тяму. – Ну, все! Все, успокойся.

Тям остановился, потом вернулся на место, не переставая, впрочем, чего-то бубнить себе под нос и стегать себя пушистым хвостом по абрикосовым бокам.

– Так что с рунами? – Напомнила Осси.

«Их шесть. Написаны они тремя рядами, по две в каждом.  Это, насколько я поняла, древнезурский язык, и в переводе они звучат так, я читаю слева-направо и сверху-вниз:  холодный снег, живое сердце, роза, падение вниз, прошлый огонь, усталость. Причем усталость, направленная внутрь. Вот».

– Ты сама-то поняла, что говоришь?

«А что? – Удивилась Хода, потом немного помолчала и подтвердила. – Да. Все именно так – холодный снег, прошлый огонь, живое сердце...»

– Стоп! Стоп, стоп, стоп! Остановись! Что это за бред? Что за холодный снег? Он, что – бывает горячим? А если снег – холодный, то почему огонь – просто огонь, да еще и прошлый? А не горячий огонь, или обжигающий огонь, или еще какой-нибудь? Ты о чем это вообще?

«Они так писали...» – попыталась возразить Хода, но ее никто не слушал.

– Потом, что значит падение вниз? А куда оно еще может быть! Вверх что ли? И, главное...

«Почему же... – Оправдывалась Хода. – Падение может быть вбок».

– В какой бок? – Осси уже  почти кричала. – И, главное... Ты меня перебила, главное – что это за усталость, направленная внутрь? Ты можешь мне это объяснить?

«Ну, могу попытаться», – вздохнула Хода.

 – Сделай одолжение, – Осси устроилась поудобнее, всем своим видом выказывая ожидание.

«Усталость, значит...» – начала Хода.

– Я слушаю, слушаю, – подбодрила ее Осси.

«Так вот. Усталость, направленная внутрь, это, – по-видимому, накапливающаяся усталость. Растущая, так сказать. Вот у тебя сейчас, например, усталость, направленная во вне. То есть, уходящая, отступающая, покидающая твое тело. Понятно? Просто в зурском языке было такое понятие как векторное существительное, то есть, они показывали, в какую сторону происходит развитие предмета, но зато они прекрасно обходились без глаголов».

– Обалдеть легче! – Вздохнула Осси. – Ладно, с падением вниз я тоже как-то могу примириться. А что – живое сердце и холодный снег?

«С живым сердцем тоже, более-менее, все ясно!» – Ответила Хода.

– Везет же тебе! Тебе ясно... – покачала головой леди Кай.

«Сердце внутри живого человека – живое. Внутри мертвого, или уже вынутое, то есть, которое так или иначе уже не бьется – мертвое».

– Ну, допустим, – опять согласилась Осси. – А что с холодным снегом?

«Холодный снег, холодный снег... – пробурчала Хода. – Откуда я знаю! Просто холодный и все! Может, его обозначили холодным, чтобы слово огонь к нему не относилось!»

– В смысле?

«В смысле, что у зуров не было глаголов. И слово огонь может означать – гореть. И чтобы у тебя не возникло соблазна поставить его рядом со словом снег, его – снег, и обозначили, как холодный, то есть – не горящий! А вот сердце, или, например, роза вполне в этом контексте гореть могут».

– Стоп! – Осси даже приподнялась. – Что ты сказала?

«Что снег не может гореть», – робко повторила Хода.

– Нет. Дальше, – Осси нетерпеливо замахала рукой. – Что дальше?

«Что роза может гореть, или...»

– Стой! Подожди. Не сбивай меня! – Осси задумалась.

Прошло довольно много времени, прежде чем она прервала свои раздумья.

– Вот послушай и скажи, как тебе такой перевод нравится: «сгоревшие цветы – падает снег – уставшее сердце»?

«Наверное, можно так перевести, – Хода помолчала. – С вероятностью процентов, так восемьдесят девять. А что – это что-нибудь означает?»

– Сейчас посмотрим, может нам повезет... – Осси начала копаться в рюкзаке, а затем выудила из него дневник брата Регона и принялась его лихорадочно листать с конца. – Только бы было! Только бы было! – Приговаривала она про себя.

Она перелистывала страницы, быстро просматривала, опять перелистывала. Старая бумага слушалась плохо, поэтому постоянно приходилось возвращаться назад, разделять слипшиеся листы, а затем листать дальше.

«Что ты там ищешь?» – Не вытерпела Хода.

– Сейчас, сейчас. Погоди. Должно же быть имя. Обязательно должно быть имя, – повторяла Осси, как будто заклинание твердила. – Вот!

Осси торжествующе ткнула пальцем в страницу, а потом подняла дневник и потрясла им, будто показывая всем, хотя оба ее зрителя итак глаз с нее не сводили.

– Есть имя! – Осси была готова просто запрыгать от восторга. Жаль, сил на это не было. – Есть имя. Слушай: «... и шел уже двенадцать дней, но все тщетно – я не мог его догнать. Ревалл Линн ускользал от меня и возле Разонна я потерял его вновь...». Вот! Это Ревалл Линн! Ты поняла?

«Не очень, – обескуражено ответила Хода. – Ну, допустим, его действительно звали Линн. И что нам это дает? И кого, кстати, так звали?»

– Некромансера, золотая башка. Некромансера, за которым гнался брат Регон, и за которым он сюда пришел, звали Ревалл Линн.

«И что?» – Хода благоразумно на «золотую башку» не среагировала, но про себя запомнила. Поставила, так сказать, галочку.

– А то, что точный перевод звучит так: «...прах сожженных цветов осыпается снегом, заполняя пустое уставшее сердце мое...». Так начинается романс, который двести с лишним лет назад написал один талантливый юноша, которого по странному стечению обстоятельств тоже звали Ревалл Линн. Представь, какое совпадение! Кстати этот романс поют и сейчас. – Осси принялась мурлыкать себе под нос.

«Прекрати! – Хода умоляюще затрещала. – Прекрати! Я сделаю все, что ты захочешь, только не пой!»

– Хорошо, – тут же обрадовано ответила Осси. – Ловлю на слове, ты – должна мне желание.

Хода вздохнула.

– Итак, – сказала леди Кай. – Шифр такой: огонь, роза, падение, снег, усталость и, наконец, сердце.

«То есть: Мишь – Риванд – Сарет – Легон – Фелан – Айверт, – перевела Хода. – А как ты догадалась?»

– Твоя фраза натолкнула. Когда ты сказала, что в этом контексте роза может гореть, а, например, снег – нет, то что-то такое в памяти зашевелилось, и я поняла, что где-то когда-то уже встречала очень похожий набор слов. Оставалось только вспомнить, и я стала складывать этот пазл из шести элементов.

Хода слушала очень внимательно, а Тям – так тот вообще ловил каждое слово, только, что рот не открыл. Будто понимал чего...

– Я стала рассуждать, – продолжала Осси. – Что может падать? Снег – наверняка. Сердце, в принципе, конечно, тоже, но это – менее вероятно. Значит, получалось, что снег у нас падает, цветы – горят, а тогда, сердце – устает.

Леди Кай улыбнулась, глядя, как Тям даже ушки свои поднял, будто боялся пропустить хоть слово. Забавный он был все-таки.

– И когда появилось это словосочетание: «сердце устает», тогда и всплыла эта строчка из песни. Вот!

Осси осмотрела своих слушателей с видом победительницы.

– А поскольку у нас оказался дневник, который так старательно вел брат Регон, то я подумала, что такой педант, наверняка, записал имя некромансера, которого гнал через полстраны. И если это, действительно, оказался бы Ревалл Линн, то это было бы окончательным подтверждением мой правоты. Так и случилось.

«А если бы не оказался? – Спросила Хода. – Или вообще имени бы в дневнике не было? Тогда что?»

– Тогда бы положились на твою оценку вероятности такого словосочетания. Ты же сама признала, что это – наиболее вероятный вариант, – ответила Осси.

«Логично», – согласилась Хода.

Тям завозился, потеряв всякий интерес к разговору, и, видимо понимая, что ничего любопытного больше не будет, принялся чесать себя за ухом.

– Так что, други мои, давайте-ка собираться и перебираться на отдых в более комфортные условия, – Осси приподнялась, собрала вещи и, шатаясь, направилась к лестнице.

На полпути ее обогнал Тям, который взлетел по широким ступеням просто в припрыжку.

«Ты очень бледная. Тебе бы полежать сейчас», – заметила Хода.

– Если честно, то только об этом и мечтаю, – призналась девушка. – Надеюсь, что там хоть какая-нибудь кровать будет. А больше мне сейчас вообще ничего не надо.

Когда Осси, наконец, доползла до двери, а лестница, даже такая небольшая далась ей с огромным трудом – на последнем издыхании уже, можно сказать, то Тям уже стоял около двери и нетерпеливо подпрыгивал.

– Что ты так разволновался, дорогой? – Улыбнулась девушка.

– Тям, – ответил дорогой, и изо всех сил уперся передними лапками в руну Мишь.

Руна мягко, как клавиша на клавесине утопилась внутрь и вспыхнула золотым светом. А Тям уже толкал следующую. Утонул в каменной плите и массивный знак Риванд, похожий на большого паука. И тоже вспыхнул золотом.

«О, как!» – Только и смогла сказать Хода.

А Осси, так та вообще остолбенела и стояла, разинув рот, наблюдая, как, подпрыгивая высоко вверх и цепляясь за неровности двери, Тям, пыхтя и стараясь изо всех своих сил, одну за другой нажимал на знаки рун именно в той, указанной в романсе последовательности.

– Какой же язык ты понимаешь, милый? – прошептала Осси. – Наш? Или зурский?

«Древнезурский», – машинально поправила Хода.

– Ну, да, древне...

А Тям уже утопил в двери последний знак – Айверт, и теперь все шесть рун горели золотом, отбрасывая яркие блики на его абрикосовую шерстку.

Осси на всякий случай отступила на шаг назад, но никаких спецэффектов больше не последовало. Дверь просто тихо и плавно скользнула вниз, открывая глазам, небольшую пещеру, превращенную человеческими руками и магическим умением в уютную комнату.

Тям первым перешагнул порог и решительно направился вглубь помещения. Где-то посередине он обернулся и коротко мяукнул:

– Тям, – явно приглашая составить ему компанию.

После чего, продолжил свой путь, и, добравшись до угла комнаты, где на большом камне рядом с огромной (о, счастье!) кроватью стояла глубокая плетеная корзина, запрыгнул в нее и свернулся калачиком.

Удивляться сил уже не было. Сил вообще уже не было ни на что, и хватило их только добраться до постели и рухнуть на мягкую перину. Все на что Осси была способна в этот момент – это только вытащить из-за пояса меч и положить его рядом.

«Ну, а я посторожу пока... И осмотрюсь заодно», – тихо прошелестела Хода.

Окончания этой фразы Осси уже не слышала...

Проснулась она оттого, что кто-то громко гремел посудой.

Вскочив, сжимая в руке Гаситель, и ничего со сна не соображая, Осси озиралась, пытаясь сфокусировать все еще спящие глаза. Фокусироваться они не хотели, а хотели, как раз наоборот, закрыться, протестуя против того, что их открыли так резко и таким варварски насильственным способом.

Причин для беспокойства, впрочем, не было. Да и быть, честно говоря, не могло, коль скоро Хода была абсолютно спокойна и даже с некоторым удивлением взирала на девушку, которая босиком стояла посереди небольшой комнаты с мечом в руке и крутила головой по сторонам.

– И кто это у нас там завтрак готовит? – Осси, наконец, расслабилась и вновь обрела способность шутить.

«Скорее ужин, – поправила Хода. – Тям там гремит».

Осси заглянула в неглубокую нишу, где по столу между тарелок и кувшинов удрученно бродил Тям и, по всей видимости, искал, чего бы пожрать. При этом он резко и раздраженно лупил себя по бокам своим пушистым хвостом, сбивая направо и налево кувшины и стаканы, которые во множестве на столе присутствовали. Большей частью, правда, уже в виде черепков и осколков.

Жрать было нечего. Потому как, если, что тут и оставалось когда-то, то все это не то, чтобы давно уже испортилось, а просто – окаменело, предварительно, конечно, придя в полную негодность. Похоже, что Тям это тоже, наконец, понял, потому что, совсем по-человечески вздохнув, он спрыгнул на пол и удрученно поплелся к своей корзинке. Где и угомонился, с осуждением поглядывая на девушку.

– Кушать хочешь? – Осси покачала головой. – Ладно, сейчас что-нибудь сообразим. На, схрумкай пока печенюшку.

Осси протянула Тяму очередное печенье, в которое он тут же вгрызся своими острыми зубками, нисколько не протестуя против столь однообразного меню. Покончив, таким образом, с голодом и брожением в рядах своей небольшой армии, Осси занялась обследованием помещения. Ибо, когда она сюда попала, сил не было даже толком осмотреться, не говоря уж о чем-то большем.

Помещение было не очень большим, но достаточно уютным – одна комната и совсем маленькая ниша в углу, служившая, по всей видимости, прежнему хозяину кухней. В комнате стояла роскошная кровать, удобство которой Осси уже смогла оценить по достоинству и теперь чувствовала себя совершенно здоровой и прекрасно отдохнувшей. Из этого, кстати, с большой вероятностью следовало, что на ложе это было наложено некое заклятие. Улучшающее и способствующее, так сказать.

Кровать эта, как, впрочем, и вся остальная мебель в этой комнате, безусловно, была порождением магических упражнений некромансера, ибо совершенно невозможно было представить беглого Мастера Ревалла, во главе небольшого каравана носильщиков, тяжело груженых мебелью. Это, уже не говоря о том, что ложе таких чудовищных размеров ни за что не прошло бы через не очень-то широкий дверной проем.

Рядом с кроватью возлежал огромный гладкий валун с идеально плоской вершиной, на которой стояла плетеная корзинка Тяма. Удивительно, но присутствие его в жилой комнате казалось Осси более чем естественным. Камень и корзина на нем столь органично вписывались в интерьер, что, казалось, будто и сам-то этот интерьер есть ни что иное, как бережно созданное обрамление для старого валуна. Так, удачно сделанное мастером кольцо, является лишь дополнением к красоте изумруда или рубина. На камень этот хотелось смотреть снова и снова, а чем дольше смотрела на него Осси, тем больше ей хотелось притронуться к нему, почувствовать его силу, глубину и слиться с ним.

Встряхнув головой и взметнув вверх копну своих светлых волос, Осси с трудом отогнала от себя наваждение. На бульник, судя по всему, как и на кровать, тоже было наложено заклятие, но цель его и природа оставались пока не ясными. И, хотя, похоже, самого Тяма, это нисколько не тревожило и ни в малейшей степени не смущало, Осси решила держаться от этого места подальше.

Вообще, казалось, что все в этой комнате было пропитано магией насквозь. Столь мощной ауры Осси не встречала уже давно, и по всему выходило, что сила у некромансера была не слабая. Не шуточная была сила, коль скоро даже столько лет спустя здесь все просто дышало магией.

Дальше за валуном в стене был устроен камин, в котором и сейчас еще горел огонь, все эти годы бережно поддерживаемый саламандрами. Камин выглядел очень старым, и казалось, что он много старше самой этой пещеры и перенесен сюда откуда-то из другого мира, где все – не так, или не совсем так. А многое – так и вовсе совсем по-другому.

На каминной полке стояли огромные часы. Но не какая-нибудь бронзовая механическая безделица, как это было принято сейчас в благородных домах, а старинные – песочные, гигантские колбы которых были соединены тремя красивейшими резными опорами из неизвестного девушке камня. Розовый песок тонкой струйкой – в одну песчинку не больше, – стекал вниз. А точнее говоря, падал, потому, как, присмотревшись, Осси заметила, что песчинки именно падают – строго по одной. Причем, процесс отсчета времени проистекал тут никак не меньше, чем полтораста лет, без стороннего, по всей видимости, вмешательства, а песок все падал и падал и никак в верхней колбе не заканчивался.

Рядом с часами на полке в трех подсвечниках стояли черные наполовину оплавленные свечи. Четвертая – совсем еще целая, лежала тут же, отдельно от остальных. Свечи эти, очевидно, использовались некромансером для проведения гоетий[1], а уж что служило их целью – вызов набродов[2] или изготовление талисманов – можно было только гадать. Но Осси, по давно уже навязанной обществом привычке, ощутила легкий озноб, который холодной пушистой метелочкой прошелся по спине при одном только виде свечей и подсвечников, в которых они был укреплены.

Подсвечниками этим не самым приятным в доме вещицам служили маленькие черепа. Размером чуть больше крысиного, но сильно отличающиеся от них формой – более круглые и, вообще говоря, сильно похожие на человеческие. Но именно, что – похожие, потому что не было даже нужды вглядываться в них, убеждая себя, что  человеческими они не являются, а принадлежат существам совершенно иным и неведомым. Была в них некоторая инакость, и от этого леди Кай чувствовала сильнейший душевный дискомфорт.

Правда уже в двух шагах от полки дискомфорт этот ослабевал настолько, что почти не чувствовался совсем, и смотреть на черепа можно было без внутреннего содрогания и усилия над собой. И именно на таком расстоянии от камина и стояло массивное глубокое кресло, в котором, по всей видимости, Мастер Ревалл любил отдыхать и предаваться раздумьям, созерцая танец огня и размеренное падение песчинок в часах.

Далее, если уж продолжать двигаться по кругу, располагалась небольшая кухня, устроенная в глубокой нише. Причем наличие на кухонном столе пробирок, реторт, тиглей и других приспособлений, весьма далеких от кулинарии, свидетельствовало о том, что кухня служила некромансеру еще и местом для проведения всяческих, и, почти наверняка, не очень угодных Ордену и Пресвятому Апостолату исследований. Прожженный, а в нескольких местах и сильно оплавленный каменный стол говорил о том, что далеко не все эти исследования были безопасны и хорошо контролируемы.

«Знако–о–омая картина... – протянула Хода, просовывая голову в сквозную дыру с оплавленными краями, обнаруженную в дальнем углу столешницы. – У кого-то я такое уже видела...»

Осси оставила ее замечание без внимания и направилась дальше, обходя комнату по кругу.